Двояковыпуклое стекло

Следующей игрушкой, доставившей мне много радости, было двояковыпуклое стекло. Я был тогда во втором классе гимназии.  Один из товарищей принес в класс небольшое стеклышко, отличавшееся удивитель­ными свойствами: во-первых, оно увеличивало, а во-вторых, при помощи его можно было прожечь дырочку в бумаге, в материи, в деревяшке и т. д. Это замеча­тельное стекло вызвало в классе целую сенсацию. Ка­ждый из нас старался получить его хоть на одну пере­мену. Через несколько дней у большинства товарищей оказались прожженные кругленькие дырочки на тетрад­ках, на книгах, на наших серых гимназических куртках, а у некоторых даже и на сапогах. Нашлись между нами и такие, которые никак не хотели верить, что можно зажечь без спички, без огня: они испытывали действие стекла решительно на всем, что можно зажечь, вплоть до собственного тела. Один мальчик у себя на ладони так обжог кожу, что на ней появилось несколько пузырей. Как мне хотелось раздобыть такое стекло! Я обошел все магазины, в которых можно было рассчи­тывать его получить, но все, что мне показывали, было для меня слишком дорого. Только на толкучке у по­чтенного старца, продававшего массу чрезвычайно инте­ресных вещей, начиная от подзорной трубы и старин­ных пистолетов вплоть до каких-то мне совершенно неведомых приборов, мне удалось купить небольшое двояковыпуклое стекло за 25 коп.
Начался период работ с этим стеклом. Конечно, прежде всего в ближайший же солнечный день я пытался зажигать им все, что только можно. Самым эффектным был опыт зажигания кучки пороха. Но больше всего поразило меня, когда позднее зимою, в довольно сильный мороз, мне удалось при помощи моего стекла на улице прожечь дырочку в бумаге. Конечно, я всесторонне изучил и другие свойства стекла. Способность его увеличивать тоже была испытана мною на бесконечном количестве самых разнообразных предметов: и муха, и собственная рука, и бумага, и листья деревьев, и пау­тина, и масса других предметов были внимательно рас­смотрены через увеличительное стекло. Между прочим было особенно интересно проделывать все это не одному, а с кем-либо из товарищей. Обыкновенно мы собирались небольшой компанией, и стекло являлось
источником бесконечных и чрезвычайно интересных опытов.
Во время этих работ я совершенно случайно открыл совершенно для меня новое свойство двояковыпуклого стекла. Дело было осенью, солнце уже заходило, и его розовые лучи, проникая сквозь окна, освещали противо­положную стену комнаты. Я захотел испробовать, можно ли зажечь бумагу пользуясь лучами заходящего солнца. Приложив бумагу к стене, я начал приближать и уда­лять от нее стекло с тем, чтобы получить ту яркую маленькую точку, которая мне была так хорошо знакома. И вдруг во время этой операции я увидел на бумаге поразительно ясное и отчетливое изображение окна, деревьев, росших за окном в саду, небо, покрытое ярко окрашенными облаками и т. д. Это меня так поразило, что я надолго забросил все другие опыты и занимался только получением изображений и их изучением. То, что меня так занимало в раннем детстве, то, что я потом наблюдал в камере-обскуре,—все это оказалось чрез­вычайно слабым и бледным по сравнению с той кар­тиной, которую давало мне двояковыпуклое стекло. Конечно, своим открытием я поделился с товарищами, и группа нас, мальчиков, постоянно что-нибудь изобре­тавших, сейчас же попробовала использовать новое свойство стекла для рисования. Мы укрепили стекло в очень примитивный штативчик из куска картона с вы­резанной в нем дыркой и помещали его перед стеной, а к последней прикрепляли чистую бумагу; получив на ней ясное и отчетливое изображение, мы его обводили карандашом. С пейзажем, особенно с теми видами го­рода, которые открывались из наших окон, дело об­стояло очень недурно. Один из мальчиков при помощи нашего приспособления очень хорошо зарисовал слож­ный вид площади с целым рядом расположенных на ней зданий. Но с портретом — ничего или почти ничего не получалось: мы самым, казалось нам, тщательным обра­зом обводили карандашом изображение на бумаге, но сходство с оригиналом было лишь приблизительное.
Я очень скоро приспособил стекло к своей камере-обскуре. На передней ее стенке я вместо маленького отверстия вырезал круглую дырку, диаметром около 2 см и против нее снаружи камеры-обскуры укрепил двояковыпуклое стекло. Конечно, при этом изобра­жение получалось на определенном расстоянии от стекла. Тут-то мне и пришлось устроить передвигающийся экран вроде того, который изображен на рис. 2. И вот когда я, то приближая экран к стеклу, то удаляя его, получал на нем ясное и отчетливое изображение, вос­торгам моим не было конца. При помощи этого при­бора я мог теперь получать вполне четкие и ясные изображения всех предметов, а не только сильно осве­щенных. Прикрыв голову куском темной материи, я мог теперь рассматривать самые тонкие подробности изо­бражений всех предметов, даже слабо освещенных, на­пример, находившихся в комнате. Моя камера-обскура пользовалась большим успехом у моих товарищей. Все свободные от занятий дни мы были так заняты этой игрушкой, что рогатки, самодельные пистолеты из бер­даночных патронов и другие увлекавшие нас соору­жения отошли на задний план.